Не самое страшное. А что - самое?
Настаивать Нэрданель не стала, просто обняла сына осторожно, притянула к себе.
- Уже слышит.
Что бы ни было в прошлом, сейчас она была счастлива - пусть счастье и было с привкусом тоски.
Помолчала.
- Может быть, когда-нибудь и сможешь, - негромко проговорила Нэрданель. Когда собственная совесть признает, что вина искуплена.
О клятве слушала молча, только глаза блеснули гневом - не на сына.
- Да... должна быть их воля, - Нэрданель на мгновение отвернулась, потом овладела собой. - Может быть, сможешь, Майтимо. Ты... стал очень сильным, сын. Стал вождём, каким никогда не был твой отец - а он умел вести за собой. И ты сумеешь.
Говорить о муже не хотелось, но всё равно придётся. Майтимо имеет право знать.

- И похожи на нас, и совсем другие, - согласился Финрод. - Да, отец, я знаю и люблю этот народ - но не понимаю его до сих пор. Люди поражают меня, признаюсь... Их век так краток, они живут меньше сотни лет - солнечных лет, отец! - в двадцать лет они способны создать семью, воспитать достойных детей, к тридцати - способны править своим народом... Они кажутся слабее, но на деле сильней и выносливей нас, упрямей и твёрже. Не суди по Диору - в нём на первый взгляд больше от эльдар, потому что он стал частью народа синдар. Человеческого в нём немало, но оно видно не сразу.
Улыбка отца придала сил и бодрости, и он наклонил голову, благодаря за эти слова.
- Спасибо тебе, отец; я непременно отыщу её, но позже, - а пока он должен был оставаться с отцом. Ещё о многом надо рассказать.
Быть в двух местах сразу Финрод всё ещё не мог.
Он лишь кивнул на словах о невестке. Да, оставалось надеяться - и ждать.
- Я мог принять иные решения. Мог поднять свой голос в поддержку короля, когда он предлагал войну; возможно, потери не были бы столь оглушительными. А я полагал более мудрым ждать, будучи уверенным, что любая война сулит поражение и стремясь отсрочить её любой ценой... а не слишком ли велика оказалась эта цена?
Скрывать от отца собственные ошибки и собственное малодушие Финрод не хотел. Тот имел право знать.
Он молча прижался лбом к плечу отца.
- Верил и я, отец, и буду верить до конца мира, - Финрод помолчал. - Ты... говорил с Мандосом о братьях? Признаюсь, я... тревожусь за Айканаро - ему пришлось пережить страшную и горькую потерю.
Скрыть что-то от отца ему никогда не удавалось, как бы он ни умел скрывать мысли и чувства от других.
- Значит, будет битва... - рука сжала пустой воздух у пояса. Битва, до которой Финрод не чаял и не надеялся дожить. - Почему?
Помолчал.
- Потому что народы Белерианда на краю гибели, отец. Потому что нам не оставалось ничего, кроме как взмолиться о помощи. Может быть, я не осмелился бы - давно, много лет назад Владыка Вод велел мне ждать, и я бы ждал часа - но сыновья Феанаро почуяли Сильмарилл, Сильмарилл, который остался со слабой защитой. Они развязали бы новую братоубийственную войну, и я не смог не вмешаться. И вот мы здесь... Майтимо искал освобождения, я искал прощения, а Диор... Диор нёс Свет.

Сегодня можно было отпустить узду. Можно было быть просто матерью, и... не держать себя в руках. Обнимать бережно и крепко.
- Нечего здесь прощать, - повторила Нэрданель. - Мне тоже страшно, Майтимо. Я смирилась со своим бессилием и осталась только ждать и надеяться; ты - сможешь ли что-то изменить или окажешься таким же бессильным наблюдателем? не знаю. Я знаю, что не ошиблась, как бы больно мне ни было. Ты решал сам, и сейчас тебе тоже решать - самому. Не за братьев. За себя.
Она помолчала.
- Сердиться можно, когда всё хорошо. А я... давно не сержусь.
Просто был разлом. Огромный, как Белегаэр. И гнева хватало, и боли, и страсти - и Нэрданель сама ещё не знала, что вырастет из этого. Может быть, любовь, очистившаяся от обид. Может быть - ничего, пустота; связь истончится и истлеет, и через годы или столетия она станет свободна не перед законом, а в душе, и сможет полюбить другого. Сейчас - как бы ни было больно - при мысли о свободе становилось сухо и тоскливо на душе.

- Удивительный, - кивнул Финрод, глаза его горели. - И тайн он таит в себе столько, что немыслимо разгадать хоть малую долю. Знаешь, отец, мне порой кажется, что всю жизнь мира, от юности до старости, все чувства, все мысли они проживают за свои краткие года. И оттого всё в них ярче, стремительней, живее, чем в нас. Обычно за десятки лет еле успеваешь узнать квендо, притереться - а с ними... не за годы, за месяцы могла возникнуть прочная и подлинная дружба.
Он кивнул коротко. Утешения не были нужны: Финрод знал, в чём ошибался и почему. Он надеялся только не повторить вновь своих ошибок.
- Айканаро... он полюбил смертную, отец. Девушку-аданет. Они так и не поженились - расстались.
Финрод осторожно взял ладонь отца в свои, согревая. Хотелось поддержать его как-то.
- И всё же я верю... что в конце времён нас ждут встречи, а не разлуки, - негромко проговорил он. В голосе прозвучала не надежда, а что-то более глубокое, неуловимое, звенящее...
Замолчал.
Значит, битва. И теперь не было сомнений, что Моринготто будет разбит - была твёрдая, как камень, вера.
Финрод тряхнул головой.
- Ты сказал, отец, что знаешь историю Сильмарилла, - невесело улыбнулся он. Очень далеко. Что тут скажешь. - От себя. Но пока Сильмарилл вне досягаемости - Клятва спит; это уже немало...

Нэрданель медленно кивнула. Упрямец... весь в отца.
- Попробуй, - тихо.
Может быть, он и сумеет. Она не может уже ничего, а Майтимо - может быть.
Она опустила ресницы, пряча глаза. Да, можно было догадаться...
- Хорошо, что ты не сделал этого. Первые желания... не всегда верны.
Что было бы с Майтимо, если бы он отказался? Та же рвущая душу тьма? Тот же позор, рано или поздно, гибель всего живого?
Он вырвался.
- Я понимаю, Майтимо. Он ведь твой отец, и ты любишь его, - Нэрданель помолчала, глядя в тёмное окно. - Но он никогда не вернётся, - голос не дрогнул, но стал таким сухим, что, казалось, сейчас рассыплется.

Финрод помолчал, вспоминая.
- Нелегко, - согласился он. - Но... я не знаю, как описать это, отец, но это вовсе не так больно, как думаешь. Принимаешь эту разлуку, как нечто естественное, необходимое, смиряешься с ней. Может быть, люди научили меня этому смирению перед неотвратимым - ведь если они с открытыми глазами вступают в неизвестность и неизбежность смерти, то и мы можем... отнестись так же к их уходу. И должны. Я простился со многими друзьями, и это было... печально, но светло. Мне не хватает их, но остаётся память.
Только это всё верно, когда уходит друг, а не тот, кто стал частью тебя, вернее, с кем вы стали единым целым...
- То было решение Айканаро, - спокойно ответил он. - Мы ждали войны, и он не хотел вступать в брак и заводить детей в тёмные времена. Он предпочёл память о радости боли утраты.
Невозможно было понять, одобрял ли Финрод этот выбор, не соглашался с ним - или вовсе не смел судить.
- Я должен рассказать тебе, отец, об одном... одной идее, надежде, которую я нашёл в Эндорэ, - Финрод посмотрел на север. - Но, наверное, не сейчас - этот разговор не короткий, и сперва я хотел бы спросить тех, кто больше нас знает о судьбах мира.
Но он был почему-то уверен, что и Валар не скажут большего, даже если им что-то ведомо, и придётся говорить лишь о том, что он понял сам.
Он качнул головой, возвращаясь к реальности сегодняшнего дня.
- Они уже зашли, отец - в Альквалондэ, - негромко напомнил Финрод. - И готовы были повторить - но, к счастью, хотя бы Майтимо сумел остановиться у края. Я говорил только с ним, признаюсь.

Нэрданель улыбнулась - иначе пришлось бы плакать, а слёзы закончились давно. Прижалась лбом к плечу сына.
- Не нужно извиняться. Ты правильно сделал, что сказал; Майтимо, я... думаю, что я могу понять твои переживания, и ты всегда можешь разделить их со мной.
Только ведь не станет - мужчина.
Она промолчала. Трудно было не помнить последнего - скорее уж отступало в туман, в дымку начало, и Нэрданель то удерживала эти воспоминания, то гнала их прочь.
- Да, так сказал Намо, - тихо. - И я... не удивлена. Он не из тех, кто способен измениться.
Нэрданель подняла голову и посмотрела сыну в лицо.
- Я хотела бы, чтобы он смог снова жить, жить как эльда, калаквендо, как великий мастер, - твёрдо ответила она. Это - да. Гибели она мужу не желала никогда, ни на миг.

Финрод кивнул.
- Я покажу тебе тех, кого помню, отец. Ты прав, они сильны - иной силой, чем мы, но очень сильны, по крайней мере, лучшие из них.
Хотя они тоже научились принимать... неизбежное.
Он опустил ресницы. Да, этого времени не было - люди смертны...
- Да, был, отец. Андрэт... её звали Андрэт. Она была красивой и разумной девой, а стала мудрой женщиной, и до старости прожила одна. Её жизнь была горькой, потому что Андрэт не смогла найти покоя, - Финрод помолчал, вспоминая пожилую аданет с горькой складкой у рта, обиженную до глубин души - на Аэгнора, на эльфов, на Создателя...
Несчастную.
- Просто это не тот разговор, отец, который можно и нужно вести на ночных улицах, - Финрод помолчал. Странной вышла встреча с отцом... точно бы и не было шести веков разлуки. Точно только вчера они говорили... так легко. Так свободно.
Только темы стали куда тяжелее.
- Я не мог допустить повторения, отец.

Нэрданель замолчала - кажется, главное было сказано. Захочет Майтимо рассказать что-то об их жизни - расскажет. Нет - неважно, главное, он сам здесь.
Хотелось не думать о муже, но не выходило - и раньше не выходило, а теперь он и вовсе стоял в комнате тенью, третьим. Стоял и молчал.
Хотя он никогда не вернётся живым. Всё кончено, так или иначе - всё кончено.

- Только дай мне волю, и я много про них расскажу, - Финрод чуть улыбнулся. - Они назвали меня Атандилом, и они правы - я им друг. Не только кому-то одному, но людям вообще.
- Старость отнимает здоровье и силы тела, - пояснил он. - Это выглядит, как тяжёлая болезнь, только исцеления от неё нет: волосы седеют, мышцы слабеют, взгляд не столь остр... слабеет память, а порой, говорят, и рассудок - но я не встречал такого. А потом приходит смерть. Они уходят - навсегда, не в Чертоги, чтобы отдохнуть и возродиться, а куда-то, в неведомый путь... иные именно уходят, легко сбрасывая тело и выходя за предел мира.
Финрод замолчал, глядя куда-то вдаль - в прошлое.
О брате они больше не говорили.
- Нет, отец, я не устал и вполне умеренно голоден - нас кормили в Калакирии, около полудня, - а не есть целый день он мог без особых неудобств. - Может быть, отец, мне вернуться в Тирион? Там и встретимся с матушкой.
Всё равно нолдор здесь ненадолго, лишь на праздник, снова, как в прошлый раз, прерванный...
Впрочем, судя по радостной музыке и голосам, празднество продолжалось - сменился лишь повод.
В небо высыпали крупные, алмазные звёзды, но Финрод больше смотрел по сторонам, вспоминая юность.
- Что-то мы уже изменили, отец.

Нэрданель прислонилась к его плечу.
- Главное - вернитесь к себе, - отозвалась она. Это важнее. Пусть они не вернутся в Валинор, пусть останутся в Средиземье - только бы были собой.
Только бы ушла тьма из их душ и с их пути.
Вопрос озадачил Нэрданель.
- Алассиэн? - удивилась она. - О, она славная девушка, очень упорная и порой дерзкая... - голос стал теплее. Нэрданель всегда хотела иметь дочь, но не выходило.
- Она хотела быть скульптором, а я не хотела брать учеников; но она оказалась настойчивей.

- Если так, то я расскажу, отец. Мне о многом хочется поведать тебе, и услышать твоё мнение.
Финрод кивнул.
- Как мы готовы смириться с тем, что вместе с Ардой состарятся не тела, но фэар наши. Не все готовы, но никто не убежит от старости - разве что в гибель. Иные боятся стареть, другие злятся на слабость, а мудрейшие принимают предназначенное с открытым сердцем и доверием; у таких старость кажется осенью, приносящей плоды, естественной частью жизни... таким старость приносит мудрость фэа и какую-то нездешнюю чистоту.
Он посмотрел на отца.
- Если грядёт война, вскоре у тебя и минуты свободной не будет, - невесело усмехнулся Финрод. - Я знаю, как это. А ещё будут возвратившиеся... ты будешь нужен всем, всегда и по любому поводу. Если позволишь, я помогу тебе всем, чем смогу... Хорошо, что ещё день или два у нас есть, отец.
Конечно, отец достаточно мудр, чтобы всё это понимать. У них с Майтимо и Диором есть опыт, есть знания - это всё драгоценно - и им тоже придётся немало трудиться здесь.

Нэрданель молча кивнула. Она понимала, что путь этот - даже в лучшем случае - будет страшным, мучительным и кровавым. После всего сотворённого сыновьями...
Лишь бы был. А то и Намо не поможет.
Она улыбнулась, меняя тему - спасаясь от прежней темы.
- Иногда бывает. Это не так уж плохо, и светлая... да, ты прав. Лучше будет сказать - тёплая. С ней тепло и светло, и на душе легче. А я... Так. Не хотелось. Вернее, я думала, что не хочу и не могу.
Вкладывать в кого-то душу? Как? Что вкладывать? Позволить прикоснуться к собственной боли, которая выплёскивалась в статуи, и только?
А оказалось, что так правильно. Что нужно выходить из своей раковины.

Финрод качнул головой. То, о чём хотелось говорить, требовало мудрости, а не знаний... а мудрости в отце было больше, чем в нём самом.
Не выстраданной мудрости, а обретённой - светлой.
- Да, это так. А они зависят сильней, и это... иногда пугает.
Когда роа становится сильней фэа. Для эльфа это странно.
Финрод молча прижал руку отца к лицу, коснулся её губами и прикрыл глаза. Он мог и так идти по улицам Валмара.
- Я помогу во всём, отец.
Открыл глаза, встречая тёплый взгляд.
- Будет время - побываю в Лориэне. Наставница поможет отдохнуть... - он помолчал. - Как там мои друзья, отец?
Примут ли его волшебные кони? Они, всегда пугавшиеся и тени диссонанса?

- Да, с ней легко, - согласилась Нэрданель. Её не удивляло, что сына так заинтересовала эта девушка - конечно, ему хотелось знать подругу матери.
- Это правда, - негромко подтвердила она. И кивнула. - И я рада и благодарна ей. Упрямая девочка... Теперь мне страшно за неё, Майтимо.
Достаточно упрямая, чтобы отправиться с тем войском, которое хотят собрать.

Финрод наклонил голову.
- Если такова твоя воля, отец.
Он знал этот мягкий тон; и сам говорил так, когда хотел убедить в чём-то братьев. Это очень доброжелательный приказ, и с такими словами не спорят - хотя бы из уважения.
И всё же он привык быть старшим сам; забота была... непривычной.
- Тогда я встречусь с матушкой и... с ещё одной эльдэ, - Финрод помолчал мгновение. - И, наверное, бабушка и твои сёстры захотят повидаться? А потом - через день или два - я уеду в Лориэн.
Может быть, так и правильно. И нужно уговорить Майтимо поехать с ним.
Финрод улыбнулся с каким-то облегчением.
- Спасибо. Добрая весть, - он боялся, что Тьма, павшая на Валинор, погубит дивных келвар. - Сомневаюсь, отец - они сторонятся тех, кто несёт в себе диссонанс. Но если не захотят - то и не выйдут.

Только сейчас Нэрданель внимательно посмотрела на сына, но спрашивать не стала. Кто знает... Кто знает.
- Насколько я её знаю - да, как и многие другие... - она помолчала. - Хотела бы. Хотела бы я, чтобы войн не было вовсе, но это не в моей воле, и я не могу никого удерживать. Она знает, на что идёт, насколько это вообще можно знать, и это будет правая война... Я не могу её отговаривать.
Как бы ни было больно отпускать.

Финрод снова наклонил голову.
- Я сделаю, как ты говоришь, отец, - и его слово - закон. Иначе Финрод не мог поступать и думать, да и... не в тягость было слушаться того, кого он безусловно уважал и любил.
Помолчал.
- Встречусь со всеми, отец. Я понимаю, что должен, и постараюсь поддержать каждого - к счастью, теперь есть и радостные вести для всех ждущих.
Он кивнул.
- Навещу непременно.

- Быстро и красиво не будет, - Нэрданель усмехнулась горько. - Но до логова - дойдёте... Я верю.
Сказала - и сама испугалась своим словам. Майтимо уйдёт тоже.
Хотя странно было бы сомневаться в этом.
Она помолчала.
- И всё-таки тебе нужно поесть и отдохнуть, yondo, - мягко. - Завтра будет тяжёлый день... Тебе многим придётся отвечать на вопросы.
Нэрданель смотрела куда-то в сторону.
- И, пожалуйста, найди Лехтэ. Повидайся с ней. Лучше, если она задаст вопрос не Финдарато.
Ей самой спрашивать не хотелось - она и так знала: правда. А жена Куруфинвэ, кажется, не хотела верить.

- Спасибо тебе, отец.
Как же ему не хватало отца все эти годы. Отчаянно не хватало.

Она встала, прошлась по комнате.
- Знаю, Майтимо. Весь Валинор знает - о таком подвиге... эту песнь слышали все.
Только вот в любой песне о подвиге есть предатели и враги. И очень, очень больно знать, до чего могли опуститься собственные твои сыновья.
- Тебе нужно спать, - повторила Нэрданель.

Нэрданель обняла сына в ответ и долго не отпускала.
- Я уложу тебя, - мягко проговорила она. Хотелось сделать это самой.
Проводила сына в спальню - на второй этаж. В распахнутые окна лился свет Тилиона - чистое серебро. Не слишком большая комната казалась просторной и воздушной, слабо пахли цветы на окне, кровать была застелена чистым бельём.
Нэрданель не стала разводить огня в очаге - тепло. Только сняла покрывало для сына.
Потом села у постели, когда Майтимо лёг, гладя его волосы, и тихо запела, убаюкивая.

На следующий день Тирион и Валмар кипели - сразу и радостью, и тревогой. Весть о грядущей войне воспламенила молодых, но старшие эльдар понимали ужас грядущего.
Понимали, но это ничего не меняло.

А ещё - возвращались погибшие. Нолдор, погибшие во Льдах, и в первых сражениях, и даже в середине Эпохи - возвращались к жизни. Тирион заполнился жизнью и радостными кличами.
И даже те, чьи родные не вернулись пока, обрели новую надежду.

Финрод искал в Валмаре невесту. Пришёл в её дом - конечно, он помнил, где живёт Амариэ, и помнил, что она любит лилии - он и принёс тонкую золотистую лилию из королевского сада.
Ему безумно хотелось наконец увидеть её.

Мир встретил оглушительным звоном, бурлением жизни, тугим, как молоко, воздухом, жаркими лучами солнца... Все ощущения были ярче, полней, потому что давно забылись - а теперь возвращались.
После строгого взгляда Судии, вернувшего силы - сияние иных глаз, глубинно-синих, солнечно-тёплых, звёздное прикосновение рук, мгновенный взгляд куда-то за пределы - водоворот Песни вокруг - и возвращение... Колени стукнулись о камень, кто-то подхватил заботливо, помогая освоиться с новым телом, на плечи накинули плащ...
Аралин помнил, как поклонился Королю и Королеве - Эру Создатель, ведь он уходил, проклиная их! - как его вывели на воздух, помогли одеться. Он был не один, их были сотни таких, но на каждого хватало времени, никто не мешал другому.
А теперь он шёл по улицам родного Тириона, вращая головой, пытаясь осознать этот мир, вернуться в него. Прикасался к камням стен, к деревьям, один раз присел на корточки и потрогал хрустальную лестницу, по которой шёл. Прохладная.
Услышав голос, Аралин легко распрямился - до чего же хорошо быть живым! Заозирался, ища позвавшего, а узнав - охнул.
- Лорд Нельяфинвэ! - он взлетел по ступеням вверх, бегом, и опустился на колено, приветствуя. - Ты... вернулся?
Нет, это было бы невозможно. И сейчас, поднимаясь, Аралин заметил искалеченную руку. Нет, лорд не проходил Чертоги - только жизнь может так изменить.

Стучаться не пришлось - дверь распахнулась. Финрод на мгновение замер, любуясь.
Амариэ.
Она изменилась, конечно, но взгляд выхватил старое, знакомое, родное - лицо, взгляд, фигуру, жест...
- Привет тебе, госпожа моя, - Финрод приложил руку к сердцу и чуть поклонился. - Я вернулся, как и обещал. Прости меня, что так нескоро.
Он не спрашивал - ждала ли, любит ли. Зачем спрашивать о том, что и так понятно, в чём Финрод не сомневался никогда ни мгновения?
Просто молча протянул ей лилию.

Аралин ответил такой же улыбкой.
Потом она погасла.
- Я знаю... - он ведь видел. - Только я удивился, увидев тебя здесь, лорд Нельяфинвэ; сейчас многие возвращаются - Мандос позволил вернуться всем, кто искупил свою вину.
Он удивлённо посмотрел на собственные руки.

Взгляд девушки ясно говорил о том, чего - единственного - боялся и сам Финрод: что они оба слишком сильно изменились. Оба. И поймут ли они друг друга теперь?
- Да, Амариэ. Как только смог.
Когда ладонь Амариэ коснулась его щеки, Финрод осторожно взял её за запястье, удерживая так. Поцеловал ладонь.
- Я вернулся. Я люблю тебя, Амариэ, и я ждал нашей встречи все эти сотни лет. Прости, что и тебе пришлось ждать так долго - по моей вине.