- Это ты правильно, - одобрил Хуан. Впрочем, он почти сразу ушёл помогать эльдар - и заодно поговорить с Канафинвэ.
Диор покачал головой.
- Нет, к счастью. Но оборону Бауглир выстроил надёжную. Там трудно, но они кое-где перебрались и, кажется, закрепились; собирались до ледохода основательно укрепиться на северном берегу... Да, король Финрод там, и твой племянник тоже - он всегда с королём, - усмехнулся чуть. - За ним присмотрят, не тревожься.
Беспокойство за родича Диор понимал очень хорошо.
- Удержим. Как раз будет время закрепиться, дождаться возвращения раненных и, может быть, посеять хоть что-то. Валинорские запасы велики, но не бесконечны, а земли здесь отравлены; чтобы они приносили урожай, нужно много труда. Весеннее половодье поможет очистить землю.
Зря Маэдрос заговорил о своих братьях; Диор крепко стиснул в руках кружку.
- Не нужно, - он помолчал. - Мне тоже жаль.
Это была правда. После плавания в Валинор, после всего пережитого - он не мог ненавидеть эльдар; даже этих.
- Да, всё в порядке. Они на Баларе, у владыки Кирдана, и Эльвинг там же - это моя дочь.
Диор помолчал, не зная, стоит ли передавать ту странную информацию, которую он узнал от своих дружинников. Наверное, нет; всё это смутно, и скорей всего они всё-таки погибли, и лучше уж так, чем...
Так что лучше говорить о былых войнах.
- Довольно много, - Диор кивнул. - Меня учили командовать воинами - дед учил, и его советники; примеры былых сражений - лучшая наука.

- Сумеют, - спокойно подтвердил Диор. Он верил в победу, как верят в то, что два плюс два будет четыре: это было фактом. Которого предстояло достичь.
Он молча отпил из кружки. Торопить Маэдроса не стал - поест, когда захочет. И когда сможет.
- Не извиняйся; просто - не нужно. Для тебя этот разговор тяжёл, а для меня - совсем не необходим. Разве что ты сам считаешь важным сказать что-то.
Диор чуть улыбнулся.
- Пока так. Кто знает, сколько продлиться эта война...
Ещё десять лет - и мальчики станут мужчинами; они растут, как люди. И тогда он не сможет удержать их вдали от боёв. Значит, надо одержать победу раньше.
- На практике тоже приходится, - невесело согласился Диор. - Но лучше, когда есть возможность узнать хоть что-то до практики.
Он замолчал, глядя куда-то на восток.
- Во всяком случае, сейчас старый опыт нужен, как никогда.

Он медленно наклонил голову. В самом деле, что ещё скажешь, а утешать... Диор не представлял, как можно поддержать в такой ситуации.
- Чертоги лечат, - только и проговорил он. Они ведь видели множество тех, кто вышел оттуда.
Правда, никого, виновного столь тяжко и столь далёкого от раскаяния.
Но можно ли судить чужое раскаяние, если ты - не Намо и не читаешь в душах?
- Боюсь, что так, - согласился Диор. - Но мы пробьёмся.
Он огляделся; всё было в порядке, всех накормили, раненным оказали помощь.
- Кажется, можно двигаться, - негромко предложил он. - До темноты лучше уйти подальше; там, в паре лиг к югу, есть линия укреплений - если укроемся за ней, отразим любую ночную атаку.

Маэдрос сказал это таким тоном, что Диор добавил к сказанному то, чего говорить не собирался:
- Иногда, чтобы что-то понять, нужно... остановиться, подумать, выдохнуть. У них не было такой возможности здесь, но, может быть, там, в покое...
Он мотнул головой.
- Прости, что лезу не в своё дело.
И встал, отдав почти полную кружку кому-то из воинов.
- Давай, - Диор взял с пояса рог из перламутровой раковины и коротко протрубил дважды. Синдар принялись за сборы.

До ночи прошли больше, чем с утра - идти было уже много легче, к тому же раненных уложили удобнее, а уцелевших - избавили от поклажи. Но привал объявили не раньше, чем все отряды оказались под защитой укреплений, до которых добрались уже затемно: снежно-ледяные стены, укреплённые кольями, могли служить надёжным укрытием. Здесь развели костры и наконец поставили шатры, а из подвод сделали большие "бараки", поставив их на бока и накрыв тканью.
Диор расставлял дозоры, вежливо, но твёрдо отклонив предложение нолдор разделить стражу. Окруженцам нужно было передохнуть эту ночь.

Диор помолчал и ушёл, не зная, что ещё тут можно сказать. Да и дел оставалось немало.

Здесь, во временном лагере, лазарет был надёжным, тёплым, защищённым. Раненных уложили удобно - всех, кто выжил - укрыли и переодели в сухое. Накормили.
Алассиэн лежала в шатре с тяжелораненными - там было тихо и пускали туда не всех, но Маэдроса всё-таки впустили. Внутри было тепло благодаря печке-каменке.
Девушка осунулась, черты лица заострились, она стонала в жару от каждого вдоха. Целитель, менявший повязку на ране, посмотрел на командира серьёзно и спокойно.
- Третья ночь. Если она доживёт до рассвета, то точно оправится; я почти не сомневаюсь, что так будет. Сейчас ей очень худо, но мы уже на наших землях, здесь легче плести чары.

Целитель посмотрел на Маэдроса внимательно и кивнул.
- Можно, если ты оставишь сапоги и плащ за порогом и говорить будешь негромко.
Оставил командиру табуретку, а сам сел на край постели; ну как - постели: деревянные доски и матрас сверху. Но лучшего здесь не было.
Целитель пел негромко и монотонно, и жар, казалось, спадал; лихорадочный румянец побледнел. Алассиэн звала мать, потом затихла, успокоилась.
- Спит, - тихо проговорил целитель и встал. - Пусть спит, не тревожь её; но если станет хуже - сразу зови меня.
Он встал и пошёл к следующей постели.

На Маэдроса целитель посмотрел с явным сочувствием, но помочь просто ничем не мог. В шатре было неудобно всем, и неудобства здоровых во внимание не принимались.
К рассвету - позднему, зимнему - в шатре изменилась атмосфера. Целителей стало больше, многие раненные начали стонать или, напротив, впали в забытьё. К ним подходили, пытались облегчить состояние.
У Алассиэн снова поднялся жар, она стонала и металась бы по кровати, если бы не ткань, опоясывавшая её плечи и надёжно прижимавшая к постели. Целитель подошёл почти сразу же, сел рядом. Пел уже иначе, чем вечером, твёрже, повелительно - стремясь удержать жизнь и отогнать смерть.
Девушка вскрикивала в бреду и звала маму.
И как-то неожиданно всё переменилось. Целитель умолк, осторожно отпустил ладонь Алассиэн, которую держал в своих, и вытер лоб - он сам был бледен и казался смертельно уставшим.
Алассиэн открыла глаза и моргнула, глядя в потолок шатра.
- Я... жива, да? - выдохом.

Узнав голос, Алассиэн улыбнулась и попыталась найти Маэдроса взглядом. Повернула голову, посмотрела ему в лицо.
- Как... ты? Твои братья? Где мы?
Говорить было тяжело, она делала паузы между словами, но молчать не хотелось тоже.
Целитель отошёл и вернулся снова, молча протянул Маэдросу кружку с нежно пахнущим настоем и то самое многострадальное яблоко.
- У неё было, - пояснил он. - Только хранить тут негде.
Алассиэн виновато улыбнулась.
- Не укусить... пусть... полежит просто.

Услышав главное, Алассиэн выдохнула и немного расслабилась.
- Хорошо... а то что я... скажу наставнице... - она качнула головой. - Нет... я... немного.
Говорить было нельзя, от этого болела рана, но - как ещё? Осанвэ здесь оставалось опасным.
На шутку она чуть-чуть усмехнулась - вот уж смеяться не стоило - и принялась пить, медленно, маленькими глотками. Становилось легче, боль слабела, в горле уже было не так сухо.
- Спасибо...
Алассиэн поколебалась.
- Потом... не сейчас. Спасибо... - короткая передышка. - Тебе надо отдохнуть... лорд... Майтимо...

Алассиэн снова чуть усмехнулась. Она считала, что должна присматривать за сыновьями наставницы и помогать им - иначе тот будет совсем плохо. Гибели сыновей ей не перенести.
Но вот а Майтимо, видимо, думал наоборот... старший брат.
- Скажу, - согласилась она. - Ты посиди... немного. Пожалуйста.
Когда отвлекаешься на что-то - боль меньше. Особенно если на хорошего знакомого.
Только у него наверняка есть масса других дел, кроме того чтобы развлекать её.
- Расскажи... как вы... тут?

- Я буду рада... - она улыбнулась. - И поспи ещё...
Алассиэн попыталась коснуться его ладони, но руку поднять толком не сумела - пальцы скользнули по колену сидящего рядом эльфа и снова упали на постель.
- Все... кроме тебя, - упрямо. - Спасибо, что пришёл.
Было легче от того, что она не одна. Наверное, и ночью это немного помогало.
- Ты иди...
Нельзя же удерживать его здесь бесконечно. Сюда даже завтрака не принесут.

На самом деле, принесли бы. Аралин, узнав, что лорд в своём шатре не ночевал, отправился в лазарет, прихватив с собой порцию из общего котла - немалую и горячую.

Обрадовавшись этому, Алассиэн чуть пожала его пальцы.
- Ты... не обижайся... - тихо попросила она. - Я усну... говорить... тяжело.
Всё-таки было больно, и разум подсказывал, что стоило замолчать и не нарываться.
Увидев, что к лорду кто-то пришёл - и принёс-таки еду! - Алассиэн выдохнула с облегчением и закрыла глаза. Вскоре она уснула, уже много спокойнее, чем ночью, хотя нездоровая бледность не пропала, дыхание оставалось рваным, а в углах губ порой проступала краснота.

Аралин отсалютовал и протянул лорду его еду. Молча ждал, пока тот поест, потом забрал миски и скрылся прежде, чем его выгнали целители.

В лагере всё было спокойно, ночью перебили отряд орков - наткнулись в лесу; Диор боялся, что появился дракон, но им повезло - тварь, видимо, была нужнее в другом месте. Он от души понадеялся, что в том самом месте дракон не натворит дел.
Предполагалось закрепляться здесь, подтягивать силы и зачищать местность, чтобы не отходить совсем уж назад. Диор готовил письмо к главнокомандующему обо всём произошедшем, но это ждало возвращения Маэдроса - он полагал, что тот или отсыпается, или скрывал рану и сейчас у лекарей.
Среди аманского воинства распоряжался один из тысячников - Феанорингов не признавали командирами, хотя относились к ним спокойно; они с дружинами были при войске, но не во главе его. Карантир сейчас был этому рад, хотя обычно это задевало его гордость.
Он сам так и не отдохнул, находя себе какие-то дела в лагере постоянно, но по крайней мере поел и сменил испорченную в конец обувь и плащ; туника осталась прежней, чёрной, со звездой.
Закончив с частью дел, Карантир ждал старшего брата у приготовленного для него шатра - в конце концов, рано или поздно тот появится.

Карантир кивнул в ответ.
- Приветствую, брат.
Вошёл вслед за Маэдросом, позволив пологу захлопнуться, и быстро огляделся - привычка, должно быть, замечать всё вокруг себя, особенно в новом месте.
- Не нужно извиняться; ничего спешного, или я попытался бы тебя отыскать.
Говорил он, пожалуй, несколько тише обычного, а держался как всегда - то есть хмуро.
Карантир сделал глубокий вдох, точно решаясь на что-то, потом одним движением вынул из ножен меч, протянул его брату - рукоятью вперёд, конечно же - и опустился на колено.
- Я должен сдать командование. Моё место где угодно, но уж точно не на передовой.

Карантир к мечу больше не прикоснулся. Поднялся на ноги, заложил руки за спину, точно боясь соблазна, и ответил, глядя куда-то за плечо Нельо - лишь бы не в глаза:
- Я не пригоден более к командованию кем бы то ни было, тем более - теми, кто уже один раз пострадал по моей вине. Эмоции застят разум. Я сам не оставил бы подобного опасного и не заслуживающего доверия командира и не доверил бы ему даже десяток; место того, кто не в силах сладить с эмоциями, кому нельзя доверять чужие жизни - где угодно, но не на передовой. Я прошу отослать и меня в тыл - на Амон-Эреб, в Гавани, к балроговой бабушке!
Не справившись с волнением, он повысил голос, но быстро взял себя в руки и замолчал снова.
Нельо, конечно, всегда был снисходителен к ним и спускал что угодно; но это - не шутки.