Дверь в комнату он закрыл на задвижку, сбросил сапоги, как привык, и сел за стол. Налил вина в кубок, выпил залпом, не почувствовав вкуса.
Не помогло. Второй и третий - тоже.
Гномья брага била в голову сильнее, и Курво стал пить её, потому что внутри горело так, что нужно было сбросить это безумное напряжение.

Он не думал, что возвращение отца может причинить такую боль, но это было. Даже счастье, казалось бы, огромное счастье видеть отца живым куда-то пропало, потерялось в невозможности испытать его; так бывает, когда с придавленной чем-то тяжёлым надолго конечности снимают этот гнёт - вместо облегчения возвращается боль, туда, где, казалось, всё уже отмерло.
Куруфин давно считал себя мёртвым, считал, что его душа окаменела, но возвращение отца разом разрушило эту иллюзию; но вместе с жизнью вернулась и боль. Стыд за то, что он ни разу не подумал о возможности спасти отца, что ничего, ничего не сделал. И хуже того - страшнее того - стыд за то, что он делал.
Потому что глупцом Куруфин не был, и очень ясно понимал - теперь, выслушав рассказ отца - что если бы он сделал то, чего хотел, если бы смог выдать синдэ за брата, если бы убил смертного, её, их обоих, как мечталось, если бы он смог - если бы... Если бы - то отец остался бы там, в Ангамандо, ещё на долгие, долгие годы. И кто знает, когда они набрались бы сил для нападения.
Теперь уже не удавалось скрыться ни за какими соображениями: был факт. Непреложный факт: отец спасён. Без всякой выгоды для тех, кто это сделал...
Да, он, Куруфин, поступал так, как считал правильным, ради того, что считал правильным, но раз это могло привести к такому итогу, значит, он с самого начала неправильно думал?!
Ужас, стыд и боль выматывали так, что пожар в душе нужно было чем-то залить, но брага тоже не слишком помогала.

Первого стука в дверь он не услышал, на второй поднял голову, буркнул под нос:
- Убирайтесь...

Комната была почти обычной; только окно было накрепко закрыто, светильники погашены, в камине огонь горел неярко, так что было почти темно. Куруфин сидел в кресле, на столе рядом валялась пара бутылок, ещё три - на полу. Пятно от разлившегося вина на ковре заметить было трудно.
Сейчас пил он уже не вино, а брагу, пахла она резче.
На голос обернулся.
- А. Нельо, - говорил как обычно, только на полтона ниже. Взмахнул кубком. - Тебя зачем принесло? Впрочем, садись, - Курво встал, даже не шатаясь, прошёл куда-то в темноту, загремел деревом и металлом, но вскоре вернулся с другим кубком.
- Хочешь? Хотя тебе ж не надо... - он сел обратно в кресло и опустошил наконец свой кубок.

- Разумеется, мимо запертой двери, - соображал Куруфин неплохо даже в таком состоянии, хотя связность изложения несколько утратил. - Зашёл поговорить?
Он щедрым жестом налил в кубок брату браги, потом долил себе, приподнял.
- А тебе зачем? - усмехнулся. - Тебе не надо ничего топить... За что выпьем? - без перехода осведомился он. - За стрелы в цель.
И рассмеялся - так, как смеялся после самых страшных потерь и поражений.
Выпил залпом, оттолкнул кубок, так что остатки растеклись по столу.
- Куда ты ездил? За отцом?

- Паршивый замок...
Курво не спросил, зачем искал. Какая разница. Понадобится - скажет.
Нашарил свой кубок, наполнил, но пить пока не стал, качал в руке.
- Принцесса... - скривил губы. Помолчал. - Они правда спасли отца. Просто вошли и спасли его. А он был там. В Ангамандо. Всё время.
Голос звучал ровно, как-то глуховато, но спокойно.
- Понимаешь? Он был там. Дольше, чем ты. Много дольше.
Курво выпил наконец свою брагу - залпом, сколько-то пролилось по подбородку и залило рубаху, и без того уже испачканную - он не заметил.
- Если бы всё вышло так, как я хотел, они бы сдохли. Я хотел его убить. Мечтал. И её. Тварь. Сжалилась. Посмела меня пощадить.
Пальцы смяли кубок так, что тонкий металл окончательно потерял форму, а острые края расцарапали ладонь.

- Просто вошли и спасли, - снова повторил Курво. Смятый кубок он рассматривал так, как будто не знал, что это такое, потом отшвырнул в угол. Рука была в крови и тёмном вине.
- А потом написали тебе. Просто. Забирайте, мол.
Отца. Его отца. Пощадили. И их тоже. Просто так. НЕ потребовали ничего.
Куруфин торжествовал бы, будь он на их месте, имей он такую власть над злейшим врагом. Выместил бы всё. А эти...
Вопроса брата он не то чтобы не услышал - не воспринял. Существовал где-то на своей волне.
Пошарил рукой по столу, ища кубок, не нашёл и взял бутыль, теперь пил из горла, проливая больше, зато больше и проглатывая.
- Ты понимаешь? Если б я смог, они бы сдохли. Он. Она. Или оба. Не знаю. Я этого хотел. Он у Гортхаура, она - жена Турко, Нарготронд наш, Дориат наш... - он рассмеялся снова. - А что дальше? Мы не смогли взять Ангамандо. И не смогли бы тогда. Ещё долго. Отец бы оставался там. Его бы пытали. Унижали. Ещё долго. У него пальцы переломаны. У Мастера.
Куруфин не выбирал слова, не желая щадить самого себя.
Хотел запустить в угол и бутылью, но пожалел и снова запрокинул голову, заливая брагу в горло. Потом поставил бутыль на стол, вытер рот тыльной стороной руки.
- Если бы всё стало так, как я хотел... Значит, я не того хотел. Совсем не того. Я всё сделал не так.

Разумеется, в трезвом состоянии Куруфин немедленно заметил бы эмоции брата и его изменившееся лицо, но он был уже далеко не так трезв, как думал сам. Брага не помогла заглушить голос совести, но изрядно изменила восприятие мира, впрочем, в худшую для Курво сторону: теперь восприятие было сосредоточенно на внутреннем, внешние раздражители уже не отвлекали от взгляда в собственную душу.
Слова о целителях до слуха дошли и вызвали гримасу боли, как будто это у Куруфина были переломаны пальцы. Нет, конечно, целители сделают... эта синдэ уже сделала, ведь переломы были свежими. Куруфин достаточно повидал ран, чтобы знать, как это делается: неправильно сросшиеся кости ломают заново, складывают и сращивают, и иначе нельзя.
И это безумно больно. Даже если чары усыпили пострадавшего.
Куруфин вскинул взгляд на старшего, услышав слово "жалеешь". Оно оказалось в такт мыслям и потому отозвалось.
- А я не знаю, - ещё глоток браги. - Я не сделал ошибок. Не пошёл ни в чём против своего пути. Который выбрал. Разве только стрелял зря. Сорвался. Но если бы вышло по-моему, до этого бы не дошло. Но всё равно было бы худо. Значит, я гнался не за тем. Я был в чём-то неправ. Или во всём.
Он перевернул бутыль - пустая. Отставил. Аккуратно.
- Ты всё спорил со мной. Всегда. Может, ты был прав, а я - глупец? Может, ты знаешь, что мне делать теперь, брат? - с какой-то отчаянной тоской.

- Значит, и ты не знаешь. Самый правильный из нас.
Куруфин принялся искать полную бутыль, не нашёл и махнул рукой.
- Провались оно... всё равно трезвый. В выборе? Может быть. Но я шёл за отцом, брат.
Или неправильно понял, куда надо идти? И как? Если пришёл - вот сюда?
- Если б я знал, Нельо, - в голосе прорвалась боль, какой раньше не бывало. - Я мог погубить отца. Хуже: всё, что я делал ради того, во что верил, могло погубить отца. Я верил в наш Род. В наше право. Но если бы не эти двое, посягнувшие - отец остался бы там. Цена моих ошибок.
Он снова и снова повторял одно и то же, не понимая, где выход из замкнутого круга.
- Нельо... Я же тебя презираю, - с ухмылкой. - Считаю предателем Рода. Мягким и неумным. Внушаемым. Недостойным отца. И ты же это знаешь. Почему ж так хочешь мне помочь? Почему не скажешь - "ты умный, сам выбирайся"?
Куруфин наклонился вперёд и сжал руку брата пониже локтя. Правую, впервые за сотни лет забывшись до такой степени.
- Я считал себя самым умным, но это не так. Ты умнее... может быть, ты умнее... Скажешь - самому искать, где неправ, что делать?

- Да... - смех брата был таким же неживым, как его собственный.
Куруфин молчал, слушая.
- Злые, добрые... какое это имело значение? Добро - то, что на пользу нам, зло - то, что во вред. А вышло не так... Нельзя предугадать пользу. Значит, надо иначе.
Осмыслять Куруфин честно пытался, насколько мог в подобном состоянии.
А слушал внимательно. Молчал.
- Я бы тоже.... спас. Абы кого - спас бы. Врага - нет, зачем? разве что торговаться.
Раньше Курво спросил бы, почему брат так уверен, что в головы этих двоих не приходила мысль "использовать", но сейчас не стал.
А слова брата били больно. Он сам хотел сейчас уязвить и оттолкнуть Майтимо, но не вышло.
- Не знаешь... - протянул с горькой иронией - не против брата. - А я думал, хоть ты знаешь.

- А на самом деле - во вред.
Сказал, как припечатал.
Всё было так просто, так ясно: он делал то, что был должен, что было нужно Роду для силы и славы - но в погоне за этим он чуть не потерял отца. А это было важнее остального. Но если логика была верна, значит, ошибка в постулатах?
Куруфин не мог понять.
Он кивнул, почему-то поверив брату - на слово, не проееряя рассудком его слова. Сейчас казалось, что Нельо знает и может больше, хотя тот сам возражал.
- И они спасли его. И не попрекнули - ничем, - Куруфин посмотрел на старшего. - Он даже ничего не знает. Ничего.
О том, знает ли сам Нельо - не подумал, потому что этот вопрос был второстепенен.
- Вместе... - Курво выдохнул. - Попробуем, брат. Я смогу... Я придумаю. Что-нибудь найду. Разберусь.
Если старший не знает, то кого просить о помощи? А может, знает, да не скажет. Всё равно надо самому.
Он выпрямился, убрал руку.
Он и раньше, и теперь всё бы отдал ради братьев. Но помощи искал впервые - и, как понял, напрасно.

Куруфин нахмурился, пытаясь  понять, и всё-таки потянулся за новой бутылью браги - мозг требовал.
- Не стал отвечать? - он поискал свой кубок, нашёл смятый металл и, вспомнив, видимо, что пил из горла, так и продолжил. - Погоди. Так ты ничего не знаешь?
Он мотнул головой.
Помолчал.
- Когда отец всё узнает... - Куруфин выпустил бутылку, не обращая внимания на то, что она упала на ковёр, и сжал виски. Стыдно было невыносимо - вроде и обвинить со стороны не в чем, но ведь он, он один виновен в том, что могло бы случиться. И в том, что отца не спасли раньше - тоже есть вина. Если отец не захочет даже видеть его после такого - будет прав. Они предали отца.
Тон брата изменился, но он не почувствовал.
- Куда уж хуже... - тоскливо пробормотал он. - Нельо... Ты скажи, что хочешь, обо мне, только не отталкивай, прошу. Я не смогу один, без семьи. Ничего не смогу.
Алкоголь брал своё, делая мягче и слабее - в трезвом состоянии Куруфин до такого не дошёл бы.

Куруфин наполнил протянутый кубок и снова приложился к бутыли сам.
- Лучше расскажу. Должен же ты знать, кто я есть и что натворил.
Он скривил губы, подобрался как-то, выпрямился.
- Это было в Бретиле. Нас ведь выгнали, только что не пинками, из Нарготронда, и мы ехали сюда, когда их увидели. Я даже обрадовался - так был рад выместить всё. Такой шанс. Нас двое, он один, без оружия, ну девчонка ещё... пришпорили коней. Я её схватил на седло, чтобы увезти, решил, Турко с ним справится даже с радостью, а её, может, не тронул бы.
Говорил Куруфин отрывисто, с всё той же жёсткой ухмылкой.
- Только он оказался не промах. Я такого и не видел никогда, а я много стычек видел - он прыгнул, нас обоих сшиб с коня, я даже меч выхватить не успел - мы покатились врукопашную, Турко, кажется, за копьё схватился, но его Хуан к нам не подпустил, кобель валинорский... - он отпил ещё браги. - Никогда с таким бойцом не имел дела. Знаешь, ты с мечом хорош, я тоже, но он был много сильнее без оружия. Он бы меня там и задушил, я уже, кажется, Чертоги видел - она не дала. Остановила. Мол, пощади, не убивай, он же не орк...
Куруфин сплюнул в сторону.
Брага путала немного мысли, говорил он менее связно, чем обычно, без украшений и изысканных оборотов.
- Так что он меня отпустил, но велел отдать оружие. И коня моего. Забрал и пошли они, Хуан за ней. Ты не представляешь, Нельо, как я их ненавидел. Я схватил лук Турко и выстрелил... не в него - в неё. За то, что она посмела сжалиться. Лучше б убили. Одну стрелу Хуан поймал, от второй - он её закрыл. Успел обернуться, увидел. Хуан на нас кинулся и мы весьма отважно убежали, - он уронил голову на руки.
Стыд жёг сильнее, чем тогда - ярость. Рассказ был жестокой пыткой - отчасти поэтому Куруфин и стал рассказывать. Потому что легче было умереть, чем признаваться в этом.
А ещё придётся повторять рассказ отцу.
Без всякой браги.
И то, что недавно казалось пусть некрасивым, но вполне понятным поступком, продиктованным законной ненавистью - сейчас выглядело... иначе.
Прикосновение к плечу заставило снова выпрямиться.
- Мне стыдно, Нельо. И перед тобой - тоже. За всё, что я говорил о тебе, и за то, чего не говорил.

За то, что брат слушал, не перебивая, не кривясь, не гневаясь - Куруфин был благодарен больше, чем за любую помощь. Потому что так он всё же сумел договорить, не замолчав, и так было - менее трудно. Наверное.
Вопрос Нельо заставил даже ухмыльнуться - почти весело. Наивный, прекраснодушный брат.
- Как - почему? - усмешка не хотела уходить, кривила губы. - Так я ведь получил даже больше, чем хотел и когда-либо планировал! Финрод сам отдал город, он упал в руки, как спелый фрукт - Нарготронд стал нашим, а Ородрэт... эта тень лорда ни на что не была способна. Мы получили Нарготронд, нужно было только закрепиться, окончательно перетянуть тех, кто был верен Ородрэту. И наши войска стали бы много сильнее. И с этим уже можно было бы возвращать Аглон, Таргелион... Наш Дом получил бы наконец хоть часть того, что нам причиталось по праву.
Он потёр виски.
- И не думай, что я лгал, когда говорил о благе города. Это тоже была правда: я был убеждён, что так и Нарготронду будет лучше, и нам.

- Я знаю, Нельо, - с какой-то тоскливой покорностью. - Я винил в этом трусов из Нарготронда, этих двоих, изменников, судьбу, Валар... всех, кроме себя самого. Я был уверен, что поступал правильно. Что должен был получить в свои руки власть - для нашего Дома. Власть над Нарготрондом... власть над Дориатом - если бы удался тот брак, Эльвэ пришлось бы смириться и дать нам войска. Но что если я просто стремился не к тому? Или не так, как следовало?
Куруфин молчал, тяжело дыша.
- Отец... я не знаю. Он действовал всегда прямо, но я не мог - мне не хватило бы сил. Я действовал хитростью там, где не помогла бы сила. Я стремился вернуть то, что искал он - могущество нолдор, власть нашему Роду. Он встал против всего мира и повёл нас - против Валар, против самой судьбы! Я шёл за ним, я ни в чём не отступал - так почему... почему всё так?

Куруфин смотрел в лицо старшему, ища ответа, как никогда в жизни и ни у кого не искал. Конечно, не окажись сейчас рядом брата, он справился бы сам - как-то. К чему-то пришёл бы в мыслях. Но брат был здесь, и можно было проговорить вслух то, что жгло огнём и не стало слабее от слов.
- А почему неправильно, если это разумно, брат? Глупо пытаться проломить стену лбом, умнее искать обходные пути. Я бы и рад идти напрямик, но сил не было и нет, а ум - ум никуда не делся. Я стремился к победе нашего Дома, я хотел вернуть то, что ты отнял у нас - наши права, нашу силу. Так почему ты прав, а я - нет?

Куруфин думал - думал по-настоящему, не позволяя себе удовольствоваться полуправдой.
- Красивые слова, Нельо, но суть-то не в методе, а в цели, разве нет? Его цель - поработить, исказить, уничтожить. Наша - иная. Наша цель - победа, свобода для мира и для нашего народа, торжество творения. Вот наша правда. И те, кто всают у нас на пути - служат ему или себе, но не победе над Тьмой.
Он усмехнулся.
- Я уже говорил тогда - они бы смирились и пришли к нам договариваться. И был бы союз. Нельо, это не мы оттолкнули их, а они - нас! Я не понимаю тебя... Не понимаю, брат, хочу понять, хочу поверить тебе - но не могу, в этом нет логики, нет смысла... Почему ты сравниваешь себя - с Врагом? Ты ещё скажи, что он сражается с нами, а мы - с ним, и потому мы одинаковы. Нет?
Куруфин не вставал, только провожал брата взглядом.
- Да. Я вижу это. Потому и пытаюсь понять... Логика не может быть неверна, Нельо, она может только не учитывать каких-то фактов.